Каждый год в конце декабря в универе одно и то же: где-то поблизости однозначно переворачивается грузовик с красными колпаками, потому что иначе сие явление , когда взрослые (только физиологически, судя по всему) люди напяливают на себя этот трэш и ходят в нем на пары, объяснить я не могу. Нужно оставить заявку на сайте администрации города, чтобы уже заделали ту колдобину, из-за которой переворачиваются все эти рождественские грузовики. Они оскорбляют мои чувства верующего в адекватность, потому что это как будто заразно: один раз увидел такой красный колпак на другом человеке — и все, кукуха слетела, и вот ты тоже как идиот бежишь скорее примерять на себя кастрюлю, дорожный конус или шапочку из фольги.

Я точно знаю, о чем говорю. Однажды в прошлом году я пришел на занятия в кокошнике из-под снегурочки. Одолжил реквизит у сестры, которая играет в клубе весёлых и находчивых. Веселье там только у тех, кто заранее навеселе, а вот найти можно все что угодно. Мне предложили на выбор парочку головных уборов, но в латексной маске было жарковато, поэтому я взял кокошник. Преподы, само собой, просили снять, аргументируя, что это дамский убор, но я твёрдо стоял на своем и отвечал, что колпак тоже, знаете ли, деда мороза, а не бабы мороза. Так что пусть и моя одногруппница Алена свой снимает, раз уж пошел такой дискурс. Алена фыркнула и уже собиралась стянуть этот несчастный красный треугольник с головы, но не успела — сосед слева, известный нашему студенческому миру как Валера, уверенным жестом перехватил ее руку и глянул на меня.

«А больше тебе, пёс, ничего не снять?» — были его слова.

«Смотря с кого» — парировал я, вызвав в аудитории всплеск пошленьких смешков.

На то и рассчитывал: разряжать таких борзых Валер нужно, если не членом в зад, то именно через публичный ржач, так мне тогда казалось. Каким же зеленым первокурсником я был!

Потому что на следующий день, как ни в чем не бывало, Валера пришел в кокошнике, похожем на мой. А я как бы от своего-то и не отказывался, твердо решив доходить в нем весь остаток учебных дней. Как говорится, ничего не бойся — позорься до конца. В общем, препод заставил нас спеть дуэтом, за автомат. Я согласился из упрямства, мой собрат по позору — из выгоды, похоже, готовиться к зачету он особо не планировал. И выглядело это примерно так: Валера, который спортсмен с коротким светлым ежом на голове и под метр девяносто, а с кокошником все два с половиной, басил: «Расскажи, снегурочка, где была, расскажи-ка, милая, че пила?».

И я, который пониже, темнее и чуть худее, поскольку из всех видов спорта уважаю только лыжи, с каменным лицом (потому что меня такой идиотизм всегда бесит), не отставая в тональности, ему отвечал: «По рецепту бегала в магазин, галоперидол и аминазин».

И конечно весь лекторий гудел.

— Олегос! — окрикнул он меня после нашего хрестоматийного выступления на паре.

Я даже обернулся, потому что, во-первых, вот это неожиданность, Олегос — это я. Живите с этим фактом. А во-вторых, именно что Олегосом с подачи Валеры я стал впервые в жизни. Мою сестру зовут Ольга, меня Олег. Родители, когда ездили в ЗАГС регистрировать нас, почему-то все время забывали взять с собой словарь русских имен. Пораженный тем, что из моего имени можно выдавить еще больше испанского стыда, чем за все девятнадцать лет до этого, я замер в долбаном кокошнике, как штопанный. Спасибо все-таки отцу с матерью, что не Антон. Валера тем временем подрулил на тактически выгодное расстояние и шепнул, будто мы с ним уже были кореша:

— Тебе тут хотят кокошник сломать. Или начистить. Я не разбираюсь, так что давай-ка его сюда.

А потом прямо при всех, стыд-то какой, он одной правой сорвал наши большие женские кокошники и на обе головы натянул эти красные мужские колпаки. Надо ли говорить, что с тех пор Валера мой лучший друг? Теперь он меня по этому поводу всячески подкалывает, говорит, что лучший друг, который тоже в колпаке, — это волшебное совпадение. Вот такие вот мы колпакнутые.

В целом мы неплохо ладим. Мы как острый и тупой нож, только без ножа, хотя за себя я не ручаюсь. Я рофлю над ним в стиле «с др, говно» и говорю, что он приемный. А Валера каждый раз делает шоу из факта, что я немного старше. Когда не бешу, то я у него «дед» — типа древний и все время ворчу. А если бешу, то в ход идет любое подручное слово из времен, когда Валере нельзя было материться при мелких сестрах. Чаще всего «пёс». Теперь вы понимаете, почему с «др, говно» с моей стороны — это еще с нежностью. Из похожего у нас как минимум та продолговатая маскулинность на теле, которой мы иногда думаем, дерзость и общеклиническая придурь мозга.

А отличие в том, что ему эта новогодняя фигня в кайф, тогда как я всеми силами пытаюсь доказать общественности, какие они идиоты. Что новогодние традиции у них дурацкие, колпаки эти, елка, пошлый дождик — только вдумайтесь, почему зимнее украшение называют «дождик»? Дождик — это у меня из глаз, когда я вижу ряды безвкусной разноцветной мишуры. Вы когда-нибудь ездили в автобусе, где взорвался Киркоров? Не буквально, конечно, но украшенные к празднику салоны с кондуктором, по ощущениям, — это один в один. Или ловили петушиную слепоту в торговом центре в середине декабря? Зовите окулиста, человеку плохо, ему в лицо наблестело! И декором, и стразами на кофточках. Спасибо судьбе, я не страдаю эпилепсией и не употребляю бутираты, и без этого хватает. Слово «мишура» вот тоже идиотское. Годится только для названия нового альбома группы Бутырка. Но первое место в моем личном рейтинге негодования занимает, конечно же, загадывание желаний на бумажках. Алло, они сбываются не потому, что ты их напишешь и сожрешь под куранты (не дай боже твоя бумажка слишком большая — от этого можно заработать непроходимость кишечника), а потому что ты мозгу ставишь, блин, цель и типа идешь к ней. А остальное делает твое подсознание.

Валера, конечно, так не считает, для него Новый год — это магия и волшебная сказка. Я повторяю — лоб метр девяносто, разряд по жиму воды из камня одной левой и волшебная, сука, сказка, шуршащая пакетом со сладостями, стучащая колесами поезда в Хогвартс и пахнущая мандаринами и колой. Возможно, это потому, что у него сестер не одна, как у меня, а целых три. Он возмужал под песни из «Винкс» и рекламы Барби. Отсюда и его вечные порывы всех девочек защищать. Даже когда у самих девочек «все тип-топ» и ноготки уже достаточно длинные, чтобы самостоятельно выцарапать обидчику все, до чего достанут. Но Валера, лоб тупой, все равно тут как тут: в этом году снова работает пожарным краном, поднимает всех желающих за возможность дать ему пощупать их пятую точку. То есть желающих повесить повыше свою заветную писульку, чтобы никто не сорвал и не прочитал их заветную стыдобу.

Ах да, забыл сказать: еще одна традиция универа, помимо шапок и новогодней самодеятельности, которая вымораживает меня до звенящих бубенцов, — это дурацкая огромная елка в холле прямо напротив входа и куча бумажек с желаниями на ней. Спасибо, что никто жрать их под куранты не будет. Какой-то гений (ша), возможно, в доисторические времена придумал (а) это вешать. Наверное, прабабушка или внучка ректора. Потому что верить в подобную чушь могут только женщины, старики и дети. И Валера.

Степень его веры, можно сказать, налицо: уши как всегда торчат, но сейчас еще и красные, веснушки распидорасило по наморщенному от широкой лыбы носу, глаза потеряли брови, которые уползли наверх к волосам, рот вообще сложно определить, где кончается. Просто все, что ниже носа, сейчас один сплошной рот. На плечах у Валеры сидит Алена, такая же воодушевленная и красная, и тянется к елке, пытаясь закрепить на ней рулон ватмана.

— Валер, повыше! Правее. Еще чуть-чуть… — комментирует она так, будто Валера в двух миллиметрах от нахождения у нее точки джи. Причем своим затылком. Извините, я совсем примерно представляю это все сложноустроенное женское, для меня оно почти как интернет «пять джи».

Замечая меня издалека, как наблюдатель с телевышки, Алена роняет свой плакат и пищит уже мне:

— Олеж, иди сюда, тут помощь нужна!

Я, конечно, человек исполнительный и в данный момент преисполнившийся, бегу помогать ближним, но замедляюсь, потому что спотыкаюсь об огромное и красное «хочу мужика». На ватмане, само собой, хотя конечно лучше бы на лбу у Валеры.

— Так с чем тебе помочь, можно поподробнее?..

Никто в универе не знает, что я — самый последний в очереди помогать Алене в решении вопроса с отсутствием мужика. Вот с хотением мужика — это как раз ко мне.

— Повесить помоги, — выдыхает Алена, когда сильные крепкие мужиковские руки Валеры наконец возвращают ее с небес на землю.

— Плакат?

— Нет, блин, мужика! — цокает она, и Валера начинает ржать:

— Олегос, ну и дурачок. А понтовался, что красный диплом!

— За плакаты сейчас только административку могут дать. А красные дипломы — вообще не за плакаты, — бубуню я.

— Ну да, — хмыкает Валера. — За кокошники их выдают, по ходу. Давай, короче, ползи на Алёнкино место, что ли.

Сказав это, он хлопает себя по раскрасневшейся крепкой шее. Но залезать на Валеру при всем честном универе я отказываюсь, поэтому он карабкается на меня. Причем даже не спросив разрешения, когда я еще стою и превозмогаю в себе мурашки, пока Валера обхватывает меня своими лапищами со всех сторон, пытаясь взобраться, и пыхтит оттого, что у него не выходит.

— Слышь, токсик, стань, избушка, раком тогда. Надеюсь, твой доисторический хребет не развалится подо мной!

— Не развалится.

Ох, Валера… Знал бы ты, какие движения под тобой может выдерживать мой хребет, ты бы свой держал подальше. Особенно когда «раком». Хорошо, что для его спортивных извилин это слишком сложная мысль, чтобы задержаться на гладком, как тренированная попка, мозге. И вот он сидит на мне верхом, тянется к елке так, как ни к одной девчонке на факультете не тянулся, Алена с легкой завистью косится то на елку, то на меня, а я… Ну, я стараюсь не хрустеть своим «хребтом» слишком громко. Возможно, потому что впервые в жизни чужие член и яйца оказываются в такой близости от моего лица. Жаль, что с другой стороны. У моих собственных и то шансов оказаться возле моего лица все равно больше, но тоже маловероятно — я же не гимнаст какой-то ебанутый. С — сарказм.

Когда наконец эта пытка Валерой заканчивается, я сбрасываю его с себя, разминаю шею и выдаю свою самую умную мысль за год:

— Ну вот. Теперь мужика жди.

— Да не свисти ты! — он отфыркивается и почему-то становится еще более красным. И вид такой, что вот-вот перекрестится.

Господи! Да до него ж только сейчас дошло!

— Валер…

— Нет.

— Вале-е-ер…

— Нет!

— Ты же знаешь, что это ты его повесил, — улыбаюсь я. Мой звездный час, когда еще, как не сейчас, зарофлить над его новогодней инфантильностью? — А ты сам говорил, что в новый год происходит волшебство, и все желания сбываются.

— Пёс, хорош гавкать!

— Блин, оно теперь не сбудется? — ноет под боком Алёна. — Всю ночь рисовала!

— Сбудется-сбудется, — кивает Валера, избегая моей хитрой лыбы и делая вид, что придирчиво наблюдает, не упадет ли плакат.

— Ага, — тоже со знанием дела говорю я. — Сбудется, как же. У Валеры.

Он багровеет, подпрыгивает, на этот раз порываясь его смахнуть, но без такого полезного меня не дотягивается — еще и Алена мешает, повиснув у него на локте, и вдвоем они почти роняют елку, пока мимо проходящая завкафедрой не останавливает весь этот треш. Алёнино желание само еще пока не знает, что оно желание. Ему вообще свойственно жить в восторженном неведении и на полном альтруизме соглашаться помочь девушке, когда она просит повесить, СУКА, ТРАНСПАРАНТ, где пропуск в трусики красным по белому написан. Дам Алене совет в следующем году вместо «мужика» писать сразу «хочу Валеру», так у нее чуть больше шансов, что до него дойдет.

После пар, скользя вслед за Валерой по раскатанной дорожке через университетский дворик, решаю наконец убить слона в комнате — даже если между нами потом все равно будет лежать труп этого слона. Дело в том, что весь год, что мы дружим, я ни разу не замечал, чтобы у Валеры водились девушки. Алена тусуется с нами на парах, как и еще несколько подруг, но ни с кем из них не мутим ни я, ни он. Ну, я-то понятно. А вот он — загадка: про возможную синеву я тоже ничего не знаю и не представляю даже. А если бы и узнал, был бы первым в очереди. И мне за это даже не стыдно. Что такое жесткая френдзона? Спросите таких как я. Быть мной — значит, все время видеть вокруг праздник жизни и любви, который наступает у всех, кроме тебя. Ко мне праздник не приходит даже с кока-колой и даже если загадать дедушке желание, хоть на ёлке, хоть на коленях, хоть где.

— Че там Алена? — спрашиваю я Валеру и одновременно врезаюсь в его рюкзак.

— А че она?

— Мужика же хочет.

— А я тут при чем, пёс?

— При всем, — не отстаю от него, продолжая врезаться, пока между нами не кончается этот мини-каток. — Раз ты тот плакат повесил, то…

И тогда Валера поворачивается, сдвинув шапку на макушку, отчего его лопоухость обостряется одновременно с борзотой, от которой у меня обычно перехватывает дыхалку.

— Замяли тему! Ясно?!

— А че так? Алена не нравится? Или боишься, что сбудется? Что ее гипотетический мужик не к ней придет, а к тебе?

— Ниче я не боюсь, — бубнит он, пряча подбородок за горловиной куртки. — Ты задрал уже! Сам иди к Алене, возражать не буду. Она на сеструху мою похожа, так что флаг те в руки.

Что в переводе означает примерно: «только попробуй подойди к ней, и я тебя буду пасти как волк овцу». Но не в том смысле, в котором я изначально думал целый год. Я в недоумении пялюсь на него: значит, весь первый курс и часть второго он верой и правдой тусуется с Аленой, потому что она, блин, ему как сестра? А раньше на это нельзя было как-то обозначить? Я бы тогда не парился, думая, что между ними такой же слон в комнате, как у нас, только с гетеросексуально ориентированным хоботком. А теперь и что думать, не знаю.

— А что у тебя вообще с девчонками? Было уже?

— Не твоё дело.

У Валеры уши снова краснее новогодней шапки, которой он бы сейчас наверняка с удовольствием их прикрыл. Он что, все еще девственник, что ли? При его-то данных? Ладно на лицо не модель, но довольно симпатичный для славянской годзиллы, которая вылезла из местного пруда в селе Верхние Залупы, приехала в город и батрачит в зале как проклятая, мечтая открыть свою тренажерку для таких же монстров.

— Че, не было? Я осуждать не буду, ты же знаешь, — примирительно говорю я, но Валеру это только сильнее выбешивает.

Он дергает меня к себе, схватив за ворот куртки, — внутри у меня все трещит вместе с тканью — и цедит:

— Не. Твоё. Дело.

И это лучший друг, называется. Я тоже не готов сходу перед ним аутнуться, но если бы он спросил, я бы сказал как есть — виноват, дрочу на парней. Так что все, Валера. Ты попал. За весь этот косарь «псов», которыми я весь год был, за непонятные секретики и агры в мой адрес тебе прилетит. Ответ очка, так сказать.

***

Мой коварный план прост, как верхнезалупинские семейные трусы. Следующим днем, встав пораньше и заглянув по дороге в магазин, прихожу за двадцать минут до начала пар, благо, кабинет уже открыт, и ставлю на стол, за которым неизменно сидит мой дружбан, ту стеклянную бутылочку с аутентичной колой, украшенную самой колхозной мишурой, какая нашлась у нас дома. Кладу рядом шоколадного деда мороза с перекошенной лыбой, которому Валера просто обязан первым делом откусить его шоколадное ебало. А то, что без фольги он похож на член — просто совпадение. Креплю к этому джентельменскому набору записку и остаток времени до начала занятий торчу в сортирах, потому что «опаздываю». Жалею, что нет скрытой камеры, но она оказывается не нужна: кто-то обнаружил подарок раньше Валеры, и по чатам быстрее Санты на оленях разлетается видео, где он заходит, привычно кидает свой рюкзак на стул и, заметив вкусняхи, с каменным фейсом читает: «Откуси ему голову. Без нее он будет совсем как я от тебя — без ума. С наступающим, сладкий». И лицо Валеры, которому в этот момент будто что-то большое попало в дымоход, было непередаваемо. Обожаю.

Мотивация у меня тоже несложная, как раз, два, три: во-первых, я докажу Валере, что вся эта суета с загадыванием желаний и новогодней сказкой — чушь. Во-вторых, я устрою самый пушечный стеб над ним в уходящем году, запомнится на всю жизнь. И в-третьих, могу же я хоть раз почувствовать, каково это, признаваться пацану-натуралу в чувствах, не боясь? Если вдруг спалюсь, легко будет списать все на шутку. Даже готовлю себе аварийный вариант на случай провала.

Следующая страница >>